Томас Кречманн, голливудский актер из Германии, о своем побеге из ГДР

Спустя 35 лет после своего побега из ГДР актер Томас Кречманн  снимается в голливудском триллере Михаэля Хэрбига «Баллон»,  по мотивам тех событий. Актер рассказывает о своей юности, о побеге, и о Голливуде.

– События фильма «Баллон» происходят в 1979 году. О чем вы думаете, когда вспоминаете то время?

– Мне было 17, и я учился в спортивной школе. Я был на олимпийском календаре ГДР. Был способным, но из-за травмы плеча вынужден был прекратить плавать.

– Как вы относились к ГДР? Все-таки вы представляли эту страну на соревнованиях.

– На самом деле, я выступал не за ГДР, а за себя. Мне приходилось бывать на многих соревнованиях стран Восточного блока, больше никуда меня не пускали, ведь у меня был капиталистический запрет на выезд заграницу. Я не мог с этим примириться, это вопрос чести. Мне уже тогда было понятно, что ГДР – не моя страна. Но в свои 17 я не решался бежать.

– Вы слышали тогда что-нибудь о побеге на воздушном шаре?

– Нет, я тогда не знал об этом. Всю неделю я был в спортивной школе, а в выходные мне было не до этого. К тому же, я не смотрел телевизор.

– Подростком вы никогда не мечтали о Западе?

– Абсолютно нет. Я не хотел джинсы, не хотел полететь в Америку. Просто однажды понял, что нужно уходить.

– Как долго вы готовились к побегу?

– Эта идея зрела во мне очень долго, около двух лет. Всегда что-то мешало. Пока мне не посчастливилось получить визу в Венгрию. И тогда я понял – время пришло.

– Так просто?

– Я перебегал границу из Венгрии в Югославию. Тогда я рисковал жизнью и думал: «Выстрелят или нет?». Но в меня не выстрелили, мне повезло. Я проскочил между двумя охранными пунктами и потом бежал, не останавливаясь, еще несколько часов.

– Как много времени вам понадобилось, чтобы отпустить эту ситуацию?

– Годами мне снились кошмары о той ночи. Я просыпался в холодном поту. Потом выглядывал в окно и видел западные машины. Значит, я в безопасности.

– Ваши первые дни на Западе – какими они были?

– Я попал в приют для беженцев в Гиссене. Там я сказал, что хотел бы в Берлин.

Пару дней я пробыл в приемном центре Берлин-Мариенфельде, а потом все наладилось. Какое-то время я пожил у друзей в Берлине, потом нашел работу и имел возможность снимать собственное жилье. Я, кстати, работал официантом в  Europa-Center в Берлине.

– Вас преследовал КГБ?

– Я об этом не думал. Да и это ничего бы не поменяло. Хотя обычно меня интересуют такие вещи. Что было бы, если бы я узнал что-то ужасное? Я не хотел бы таких новостей.

– Чувствуете ли вы связь с ГДР где-то на уровне ДНК?

– Меня бесит разделение на категории Восток и Запад. Но если честно, иногда всплывают вещи из моего ГДРовского прошлого. Я думаю, что там было много храбрых, гибких, веселых людей, любящих экспериментировать и умеющих сделать много из ничего.

– Как вы сегодня воспринимаете ваше прошлое в ГДР?

– Перед моим домом в Лос-Анджелесе стоит целый кусок Берлинской стены, расписанный Терри Ноиром. Он мне ее подарил. Я все время улыбаюсь, когда проезжаю мимо нее. Подумать только – Берлинская стена в Голливуде!

– «Баллон» – ваш первый немецкий фильм за 7 лет. Можно ли считать это вашим возвращением?

– Возвращение – это не совсем от меня зависит. Если бы мне поступили хорошие предложения из Германии, я бы согласился. Я ведь не могу сегодня сниматься вместе с Анжелиной Джоли, а через неделю появиться в вечернем сериале. Режиссер открыл меня с новой стороны.

– Что вы думаете о теме #MeToo?

– Я считаю, замечательно, что таких, как Вайнштайн, разоблачают перед всем миром. Но в то же время эта история отвратительна. Ведь каждый может сказать: «Нет, я не буду с тобой спать. И пусть я из-за этого не получу Оскар, мне все равно». Все знали, что Вайнштайн работает именно таким образом, и все молчали. Вот это и ужасно.

– Чувствуют ли мужчины-актеры себя более защищенными от сексуальных домогательств?

– Нет. Я встречал минимум 5 режиссеров, которые хотели меня потрогать или и того больше. И, наверное, если бы я сказал себе: «Закрой глаза и потерпи…», у меня была бы совершенно другая карьера. В нашей профессии, как и в остальных, существует два вопроса: «Насколько сильно ты хочешь себя продать?» и «Куда ты хочешь попасть?» Здесь у каждого должны быть свои границы.

– Вероятно, ваша история сформировала для вас такие четкие границы?

– Возможно. Когда в свой 21 год парень бежал под угрозой быть убитым, ему уже ничего не страшно. Конечно, я  хотел бы получить Оскар, но я не готов ради этого пойти на все.