"В каждый кусочек кишки вселился свой отрезок души…"
Лягушки, крысы, кролики и сами ученые – лабораторный бестиарий "жестокой науки" Андрей Ваганов Ответственный редактор приложения "НГ-Наука" Тэги: наука, эксперименты, лабораторные опыты, природа Иллюстрация из записной книжки Ньютона, на которой показан его пыт с шилом и глазным яблоком. «То, что мы наблюдаем, – это не сама природа, а природа, которая выступает в том виде, в каком она выявляется благодаря нашему способу постановки вопросов», – заметил однажды Вернер Гейзенберг, лауреат Нобелевской премии, одна из ключевых фигур среди создателей квантовой механики. Итак, «способ постановки вопросов»... Например, такой. В 1912–1913 годах датский патологоанатом Йоханнес Андреас Фибигерр сумел экспериментально вызвать рак желудка у крыс. Добился Фибигерр этого результата следующим образом. Он кормил подопытных грызунов тараканами, которые, в свою очередь, были заражены личинками паразитического червя Spiroptera neoplastica. Тараканы этого вида были завезены в Копенгаген с сахаром из Западной Индии. История физиологии, да и биологии в целом, вообще изобилует примерами такого рода экспериментов. В феврале 1917 года вышла из печати книга академика Ивана Петровича Павлова «Лекции о работе главных пищеварительных желез». Именно за эти работы Павлов и был удостоен Нобелевской премии в 1904 году, первый среди российских ученых. Вот фрагмент описания одного из тех опытов, которые Павлов демонстрировал непосредственно во время своих лекций. «Часа за три до настоящей лекции мною отпрепарирован… левый блуждающий нерв шее, но не перерезан, а только взят на нитку. Сейчас, несколько натягивая нитку и выводя наружу, я быстрым движением ножниц перерезаю его…» Любопытно, что дальше И.П. Павлов замечает: «Собака, которая служила для приведенного опыта, осталась жить многие месяцы. Впоследствии ей перерезан был и правый вагус [нерв] на шее. Собака пользовалась отличным здоровьем, без преувеличения можно сказать – наслаждалась жизнью…». Чем совершеннее становились экспериментальная техника и методика проведения экспериментов, тем все изощреннее становились и попытки ученых «загнать в угол», «припереть к стенке» природу. Заставить ее отвечать на поставленные вопросы. Известный отечественный биолог, профессор Борис Михайлович Завадовский в 1927 году, рассказывая об экспозиции Биомузея имени К.А. Тимирязева, так сформулировал эту мысль: «Основной мотив всех попыток науки в ее экспериментальных подходах к явлениям природы состоит в стремлении взять эту природу в свои руки, подчинить ее закономерности, плановому началу и руководству со стороны человека». Основу экспозиции Биомузея, насколько можно понять из описания Завадовского, составляли такие, например, экспонаты и демонстрации, как опыты с изолированными органами. «Препарат вскрытой и мертвой в целом лягушки демонстрирует на ней бьющееся сердце и впервые ставит перед посетителем идею устойчивости и независимости деятельности сердца от жизни всего тела лягушки. Рядом в часовом стеклышке лежит бьющееся сердце другой лягушки, совершенно вырезанное из тела, подтверждая абсолютную истинность факта возможности переживания изолированного сердца». Апофеоз этого экспериментального ряда – демонстрация опыта «с изолированным сердцем кролика (или кошки). Этот опыт, являющийся своего рода гвоздем всех демонстраций нашего отдела, позволяет более подробно остановиться на анализе тех основных условий, которые необходимы для переживания сердца. Эти условия сводятся к трем одинаковым грубоматериальным и простым моментам, не имеющим ничего общего с представлениями о бесплотной нематериальной оживотворяющей тело «душе». И все эти демонстрации должны, по мысли Завадовского, приводить посетителей Биомузея к простой мысли: «Ведь если мы можем от одного и того же кролика изъять сердце, два уха и разрезать на десятки кусочков кишечник и все это порознь будет жить, двигаться и биться, то что же остается от этого понятия об единой и неделимой душе? Или же придется считать, что мы душу разрезали на столько же частей, на какое разрезано тело и кишки, и в каждый кусочек кишки вселился свой отрезок души?» Возможно, защитники животных и биоэтические экстремисты в очередной раз поднимут голос в защиту лабораторных крыс, лягушек и кроликов (кошек). В обществе победившей политкорректности они имеют на это право. Мы же отметим, что лучший способ задать правильный вопрос природе – спросить самого себя. Например, как это делал Исаак Ньютон… Впечатляет описание самим Ньютоном опыта, который он провел, чтобы проверить теорию Декарта, согласно которой свет представляет собой пульсирующее «давление», распространяющееся через эфир. «Я взял тупое шило и установил его между своим глазом и костью так близко к задней стороне глаза, как только смог, – пишет Ньютон в своей записной книжке (лабораторном журнале). – А затем надавил на глаз с задней стороны, чтобы получилось искривление и при этом возникли белые, темные и цветные круги. Какие-то круги были заметнее, когда я продолжал потирать глаз концом шила; но если я не шевелил ни глазом, ни шилом, хотя шила не убирал, круги тускнели и часто исчезали, пока я снова не начинал двигать шилом или глазом». Питер Акройд, современный английский биограф сэра Исаака, подчеркивает: «Его целеустремленность доходила почти до маниакальности». Может быть, пример великого Исаака Ньютона вдохновлял и другого фанатичного естествоиспытателя – немца Александра фон Гумбольдта. В конце XVIII века, заинтересовавшись опытами итальянца Луиджи Гальвани, который заставлял дергаться лапки препарированных лягушек (опять лягушки!) и нервы животных при приложении к ним различных металлов, Гумбольдт задумал свою серию экспериментов. Упорство его было беспрецедентным – он провел 4000 опытов! На лягушках, ящерицах, мышах и… на себе! «Железные стержни, пинцеты, стеклянные блюдца и колбы, наполненные всеми видами химикатов, соседствовали на его столе с бумагой и пером. Скальпелем он делал надрезы у себя на руках и теле. Потом он осторожно втирал химикаты и кислоты в открытые раны или колол железками, проволочками или электродами свою кожу или засовывал их себе под язык. Любое ощущение, судорога, чувство жжения или боли аккуратно записывались. Многие его раны воспалялись, и иногда под кожей проступали багровые рубцы. По его словам, он становился похож на «уличного оборванца», но при этом гордо записывал, что, невзирая на сильную боль, всё идет «на славу», – отмечает Андреа Вульф, автор очень интересной и подробной биографии Александра фон Гумбольдта. – «Не могу жить без экспериментов», – говорил он». Опыты с электричеством в начальный период его изучения и освоения, в XVIII–XIX веках, заслуживают особого исследования. Приведем только один пример. Русский ученый Василий Петров, первым в мире в 1802 году описавший явление электрической дуги, не жалел себя при проведении экспериментов. В то время не было еще ни амперметров, ни вольтметров (препарированная лягушка Гальвани – первый и единственный на тот момент прибор – индикатор электрического тока). Поэтому Петров проверял качество работы батарей по ощущению от электрического тока в пальцах. А чтобы чувствовать очень слабые токи, ученый специально срезал верхний слой кожи с кончиков пальцев… Буквально на кончиках пальцев, на поверхности глазного яблока и рождалась та грандиозная наука, плодами которой человечество пользуется сегодня. Впрочем, сами ученые обычно далеки от такого пафоса. Для них все просто: «Если оно зеленое или дергается – это биология. Если воняет – это химия. Если не работает – это физика». Комментарии отключены - материал старше 3 дней «Норникель» первым займется проблемой вечной мерзлоты Татьяна Попова Роль диоксида углерода в биосфере Земли не столь однозначна, как кажется Иван Сапрыкин Такой незаменимый парниковый газ Когда ждать появления новых инфекций Елизавета Алексеева Вторжение человека в дикую природу порождает эпидемии Алюминиевый гуру Василий Столбунов Легенде российской металлургии Петру Полякову – 85 лет