Станция "Площадь революции" как живая история советской цивилизации
"Кому память, кому слава, кому темная вода" Лев Симкин Об авторе: Лев Семенович Симкин – доктор юридических наук. Тэги: метро, площаль революции, история Наган у революционного матроса воровали не раз. Фото агентства «Москва» 13 марта 1938 года Сталин прибыл на открытие «Площади революции» и, по-хозяйски оглядывая манизеровские скульптуры, приговаривал с грузинским акцентом: «Как живые, как живые». Реакция для вождя весьма характерная, он не раз проявлял подобную, так сказать, непосредственность. Старший брат Кинорежиссер Григорий Козинцев вспоминал, как показывал в Кремле «Юность Максима», вслушиваясь в его реплики себе под нос – то одобрительные, то, напротив, возмущенные. Он не сразу понял, что «и гнев, и похвалы не имели отношения к качеству фильма. …Сталин смотрел картину не как художественное произведение, а как действительные события, дела, совершавшиеся на его глазах». А зрители попроще и вовсе поверили в существование героя картины и на улице обращались к сыгравшему его Борису Чиркову как к живому Максиму. Перед первыми выборами в Верховный Совет СССР, прошедшими в декабре 1937 года, на «Ленфильм» пришла бумага с решением собрания избирателей одного сибирского поселка о выдвижении своим кандидатом в депутаты Максима, героя кинофильма. Между прочим, сюжет кинотрилогии о Максиме был навеян биографией наркома иностранных дел (1930–1939) Максима Литвинова, в прошлом подпольщика и агента ленинской «Искры». Поскольку он происходил из еврейской семьи (его настоящая фамилия Валлах), предполагалось, что Максима сыграет Соломон Михоэлс. Но к моменту запуска картины кое-что изменилось. В середине 1930-х были забракованы первые советские учебники истории, созданные в предыдущее десятилетие. В новых на роль главной преобразующей силы в стране и мире наряду с пролетариатом выдвигался русский народ, для него даже был изобретен титул «старшего брата» в советской семье народов. Так что фильм решили снимать о русском пареньке с рабочей окраины, и от неосуществленного замысла осталось лишь имя героя. А настоящего Максима Сталин снял с министерской должности в мае 1939 года и назначил на его место Вячеслава Молотова, дабы послать Гитлеру сигнал, что дипломатическое ведомство больше не возглавляет представитель ненавистного тому народа, – путь к подписанию пакта Молотова–Риббентропа был открыт. Все скульптурные персонажи на «Площади революции» принадлежат, как сказали бы сейчас, к «славянской национальности». Все сплошь – и никакой тебе «дружбы народов», никаких там «народов СССР», нет даже часто встречавшегося в кинокартинах тех лет «симпатичного грузина». Правда, «младшие братья», пусть и не все, нашли себе место на открытой пять лет спустя соседней станции метро, нынешней «Театральной», носившей тогда название «Площадь Свердлова». На своде ее центрального зала представители семи «главных» народов СССР: русского, украинского, белорусского, грузинского, армянского, казахского и узбекского. Нет ни таджиков, ни туркмен, нет молдаван и прибалтов. Я уж не говорю о представителях той, по сталинскому определению, «народности», к которой принадлежал прототип Максима. Что было отмечено в одном из тостов Расула Гамзатова: «За дагестанский народ, предпоследний среди равных!» На вопрос, кто же последние, усмехнулся: «Неужели непонятно – последние у нас евреи». Незадолго до открытия «Площади революции» в ЦК поступила жалоба редактора газеты «Советское искусство» Виктора Городинского, где говорилось, что барельеф Сталина и Ленина в торце станции «исполнен безграмотно» и «неверны пропорции (например, коротко предплечье в фигуре И.В. Сталина)». Донос положили под сукно, на судьбу скульптора он никак не повлиял, а после смерти Сталина именно Матвея Манизера позвали снимать с него посмертную маску. (Торцевой стены нижнего вестибюля станции, где был барельеф, давно нет, при открытии второго выхода он был перенесен на Павелецкую кольцевую, откуда исчез сразу после того, как в 1961 году Сталина вынесли из Мавзолея.) «Нам позвонили часов в 12 ночи, – вспоминал сын скульптора Гуго Манизер. – Отец сказал: «Поедешь со мной». Можно было догадаться, куда нас везут: пресса ежедневно передавала бюллетени о состоянии здоровья Сталина». Ему запомнились «лампы, операционный стол, человек, накрытый простыней», и то, как долго ждали парикмахера, – Сталин оказался небрит». После вскрытия сталинский мозг передали в Институт мозга человека, основанный по инициативе Владимира Бехтерева. Того самого психиатра, который умер от пищевого отравления через два дня после обследования Сталина в декабре 1927 года и неосторожного высказывания в узком кругу о том, что у вождя «тяжелая паранойя». А с посмертной маски Сталина было сделано 10 копий, всплывающие время от времени на зарубежных аукционах. Последняя продана в 2018 году в Англии за 14 тыс. фунтов. Там же, в Англии, живет внучка скульптора Ольга Манизер. К ней-то и обратился я, когда у меня возник интерес к моделям, позировавшим скульптору. Почему эта мысль вообще пришла мне на ум? Если Россия, как уверяет наш президент, – это отдельная цивилизация, наравне с шумерской или древнеегипетской, то следы ее неотъемлемой составляющей – цивилизации советской – в будущем станут изучать на «Площади революции». Эта станция – живая история советской утопии, с живым дыханием людей, в нее веривших. Они там и вправду «как живые», и пусть это аллегории, в них много конкретики. Всю жизнь проходя мимо, я иногда ловил себя на мысли о том, как бы разузнать что-нибудь о судьбе тех, кто был выбран скульптором как типажи, архетипы советских людей – тех, кто делал революцию и последующие 20 лет строил сталинский социализм. Хотелось бы хоть что-то понять в них, а значит, и в самих себе – такой вот инструмент нашей общей самоидентификации. Заглянув в интернет, я нашел массу поразительных историй об этих людях. Представьте, каково было мое разочарование, когда я услышал от Ольги Гуговны Манизер: «Матвей Генрихович не оставил никаких записей о работе над этой серией скульптур. Все истории о моделях, дошедшие уже и до Википедии, – лишь пустые домыслы людей, выдающих себя или своих родственников за неких моделей». Петр Оттович Манизер, внук от другого сына скульптора, был не столь категоричен, как его двоюродная сестра, и пообещал мне поискать в отцовских бумагах, но спустя какое-то время сообщил, что ничего не обнаружил. Их отцы на этот счет публично не высказывались. «Матрос с наганом» Как же так? Если набрать в поисковике название станции, обнаружатся ссылки на многие тысячи страниц в Сети о людях, увековеченных на «Площади революции». Правда, информация о них – статьи, книги, телепередачи и документальные фильмы – появилась лишь в последние лет 20, когда возникла мода на все советское. За одним исключением. В 1945 году в журнале «Смена» (№ 23–24) был опубликован очерк корреспондента газеты «Красный флот» Владимира Рудного о капитан-лейтенанте Алексее Никитенко, отличившемся в боях с японцами. Материал проиллюстрирован двумя фотографиями. На одной из них он сам, а на другой – матрос с наганом из московского метро. Тот, у которого этот наган частенько воруют и заменяют на новый. Сходство со скульптурой налицо. «Жаль, не видел скульптуру в метрополитене! – признался он интервьюеру. – Кончил училище, так и не был в Москве». В 1937 году Алексей Никитенко был курсантом Ленинградского высшего военно-морского училища имени М.В. Фрунзе. Манизер провел чуть не целый день в вестибюле училища, приглядываясь к снующим туда-сюда парням в форменках, и в конце концов выбрал того, чья внешность отвечала его представлениям об образе революционного матроса. Никитенко получил приказание начальства явиться в Академию художеств и несколько месяцев, как на службу, ходил позировать. Опоясанный пулеметными лентами и с наганом, стоял каждый день по четыре часа. Ну, почему он мучился, это ясно, а вот почему настоящие революционные матросы носили на груди пулеметные ленты? На этот счет есть две версии. Первая – для удобства, чтобы, случись что, патроны для нагана были под рукой, подсумков для них не хватало. Вторая – для красоты: матросская мода на ношение пулеметных лент появилась сразу после Февральской революции. В том же номере «Смены» опубликовано свидетельство самого скульптора. Манизер признался, что ему приятно было узнать о судьбе Никитенко, он помнил его, «вдумчивого юношу и отличника учебы». По окончании учебы Никитенко направили на Дальний Восток, где он дослужился до командира корабля «Красный Восток», в 1920-е годы носившего имя «Троцкий». Из портала «Память народа» мне стало известно, что в августе 1945 года капитан-лейтенант Никитенко награжден орденом Красного Знамени. Согласно наградному листу, на реке Сунгари во время Фудзинской операции его корабль, входивший в состав Амурской флотилии, поддержал артиллерийским огнем сухопутные войска и огнем корабельной артиллерии уничтожил два дота и разрушил три казармы противника (район этот был японцами хорошо укреплен). Так что в одном из прототипов скульптур на станции метро можно быть уверенным, с остальными же дело обстоит много хуже, никаких свидетельств. С этим не смогли мне помочь и москвоведы с «метроведами». Им известно о метро буквально все (секретные ветки и прочее), но только не это. Побывал в Музее Московского метро – безрезультатно. Покопался в паре московских архивов, но и там ничего не обнаружил, а до питерских так и не добрался. До войны Матвей Манизер жил в Ленинграде, где в 1937 году изготовлены и скульптуры для «Площади революции» – им самим и его учениками. Год спустя все 80 бронзовых фигур для «Площади революции» (сейчас их осталось 76) были отлиты в Мастерской художественного литья комбината наглядной агитации и пропаганды Ленсовета. Это предприятие дожило до наших дней (ныне – «Монументскульптура» имени Матвея Манизера), в ту пору оно главным образом тиражировало скульптурные портреты вождей революции. Самое обидное то, что модели многих других его работ точно известны. Скажем, для памятника Тарасу Шевченко в Харькове – того, что во время съемок проекта «Дау» раскрасили черной гуашью, – позировали актеры харьковского театра (в его постаменте стоят рабочие и колхозники). И все-таки откуда-то авторы сомнительных рассказов о моделях все это взяли, не выдумали же: речь-то идет об одних и тех же людях. Впрочем, ознакомившись с ними повнимательн��й, я все понял. Друг от друга – вот откуда! Во времена моей молодости это называлось методом «рекле»: режем и клеим, нынче – копипастом. Но все же в основе, подумал я, должен быть какой-то, так сказать, первоисточник. Немного погуглив, я его обнаружил, в каждом случае один и тот же: это либо рассказ человека, неожиданно узнавшего себя в скульптуре на станции метро, либо опознание кого-либо его родственниками. Та, которая стоит Ну, а чтобы мой вывод о недостоверности общепринятых сведений не показался голословным, расскажу о том, кто и почему считается моделью пионерки с глобусом. Эта фигура из последней арки уникальна тем, что одна из двух изображенных девочек изваяна стоящей в полный рост. Все остальные фигуры – для того, чтобы уместиться в ограниченный сводчатый объем арочных проходов – изготовлены либо вставшими на колено, либо согнувшимися, либо сидящими. Это сразу стало поводом для крамольных шуток: статуи – образ советского народа, «он весь или сидит, или стоит на коленях». Лет через пять после войны Нина Павлова отправилась из центра города, где жила, покататься на лыжах в Измайловский парк. Делая пересадку на «Площади революции», неожиданно узнала себя в одной из двух бронзовых школьниц, рассматривающих глобус. До этого, видно, на этой станции метро ей бывать не приходилось, что, конечно, трудно себе представить, но чего только не бывает на свете. Спустя еще полвека, в 2009 году, она нашла время, чтобы написать об этом в популярную газету, оттуда и пошла гулять новость по интернетам. Как она себя узнала? Ну это же их лица, ее и подружки, как не узнать. Нет, с Манизером и его командой она никогда не встречалась. Тем более что он и жил-то тогда в Ленинграде. Видимо, лепил по фотографии. Была перед войной в газете «Пионерская правда» фотография с подписью: «Ученицы 6-го класса «б» 91-й школы Нина Павлова и Юня Лещинская у глобуса. Девочки позируют фотографу и показывают место дрейфа парохода «Георгий Седов». И это все? Да, все. Достаточно для того, чтобы считаться непреложным фактом, повторяемым из публикации в публикацию. Правда, их авторы иной раз признаются, что отличие скульптурной Нины от настоящей все же есть: скульптор Манизер сделал девочку левшой, хотя на фото в газете она показывает точку на глобусе правой рукой. Но и этому легко находится объяснение: это, мол, сделано из-за ограниченного пространства в арке, левшу было проще конструктивно вписать в нишу. Разумеется, все эти объяснения выглядят смехотворно. Не смущает даже то, что фотография девочек опубликована в «Пионерской правде» 30 января 1940 года, то есть почти полтора года спустя открытия станции. Тут, говорят, все просто: сначала все скульптуры были сделаны из гипса, а когда их переводили в бронзу, будто бы тогда заменили на опубликованных в газете. Без комментариев. Вероятно, можно было бы ничего больше по этому поводу не говорить. Но это – с одной стороны. А с другой, это ведь все равно наша история. Скажем, раз уж зашел разговор о газетной фотографии, есть смысл упомянуть, что не только эти девочки – Нина Павлова и Юня Лещинская, – вся страна следила за дрейфом «Георгия Седова». В январе 1940 года дрейф завершился, а начался он в октябре 1937-го в Карском море, из льдов которого исследовательское судно выйти не смогло. Тогда было принято решение превратить «Георгий Седов» в плавающую полярную станцию, и оставшиеся на ледоколе 15 человек дрейфовали в приполюсном районе Северного Ледовитого океана, проводя океанографические, метеорологические и геофизические наблюдения. И только спустя 812 дней в Гренландском море к дрейфующему пароходу подошел ледокол «Иосиф Сталин» и под руководством Ивана Папанина вывел его на чистую воду. Между прочим, благодаря экспедиции «Георгия Седова» стало возможным окончательное уничтожение легенды о «Земле Санникова», «острове-призраке» в Северном Ледовитом океане, который якобы видели еще в XIX веке. После революции интерес к поискам неизвестной земли возродил академик Владимир Обручев, его роман «Земля Санникова» (1926) обрел в СССР невероятную популярность. Многие из тех, кого почему-то считают манизеровскими моделями, наверняка достойные люди. Нина Павлова, как пишут, стала специалистом по радиационной химии и участвовала в разработке материала, использованного на космическом корабле «Восток» для защиты Гагарина от облучения. Может, не так уж и важно, позировал человек или не позировал. Может, раз уж имена каких-то людей того времени оказались связаны со скульптурами, можно сравнить их реальную биографию с изображенными в бронзе их ровесниками? Человек, который, как принято считать, изваян в виде студента с книгой, и вовсе достоин отдельного монумента. Медальон Считается, что для него позировал Аркадий Гидрат, многократный чемпион СССР по прыжкам в высоту (результат 191,5 см), имя которого есть во всех справочниках по легкой атлетике. В момент открытия станции метро ему было 27 лет, он был аспирантом и преподавателем Московского государственного института физкультуры. В 1939-м Аркадий добровольцем ушел на войну с финнами, служил в лыжном батальоне, потом вернулся на кафедру, завершил кандидатскую, но защитить не успел: началась большая война. Летом 1941 года его направили на курсы «Выстрел» в Солнечногорске и после ускоренного обучения выпустили младшим лейтенантом. Осенью жене пришло извещение – пропал без вести, и на все ее запросы из Центрального архива Минобороны отвечали то же самое. До сих пор числятся пропавшими без вести от 1 млн до 4 млн советских солдат. Многие из них были оставлены на полях сражений. Поиском и захоронением их останков занимаются в основном волонтеры. Осенью 2000 года поисковый отряд Вячеслава Прохоренко нашел останки Аркадия Гидрата на Синявинских высотах, в 20 метрах от немецкого дзота. Пули, которые посланы мной, не возвращаются из полета, Очереди пулемета режут под корень траву. Я сплю, Подложив под голову синявинские болота, А ноги мои упираются в Ладогу и в Неву. Автору этих строк Александру Межирову посчастливилось оттуда вернуться, Аркадий Гидрат остался там навсегда. А я все дальше иду, минуя снарядов разрывы, Перешагиваю моря и форсирую реки вброд. Я на привале в Пильзене пену сдуваю с пива. Я пепел с цигарки стряхиваю у Бранденбургских ворот. На останках найденного волонтерами-поисковиками человека были найдены бинокль, часы и пистолет, а в расколотом медальоне полуистлевшая записка: «Гидрат Аркадий Антонович, гор. Гусь-Хрустальный, «пос. Красный… ул. Курская, Гидрат Валентине – живи счастливо. Аркадий». Медальоны для опознания погибших (в них вкладывался листок с личными данными солдата или офицера и адрес родственников) в Красной армии ввели 15 марта 1941 года. Вскоре медальоны отменили, будто бы за дурную славу, многие солдаты опасались их носить из-за поверья: кто наденет – будет убит. Я расспрашивал на этот счет отца-ветерана, в 1942 году, когда он пошел воевать, их уже при себе не носили. Но отец помнит, как они выглядели: в виде небольшого пенала или даже патрона, куда вкладывали листок бумаги, свернутый в трубочку. Фамилия Гидрат – редкая, волонтеры принялись искать ее носителей и обнаружили в Москве дочь погибшего, Ольгу Аркадьевну. Посетившего ее волонтера Николая Исаева она привела на «Площадь революции» к «Студенту с книгой», изваянному, по ее словам, с ее отца, и сказала: «Знакомьтесь, это мой папа». «Мама всегда приходила с цветами, подолгу сидела рядом со скульптурой и плакала. Это единственное место, куда мы могли прийти». Думаю, поразительная сама по себе история вряд ли имеет какое-то отношение к модели манизеровской скульптуры. Герой жил в Москве и вряд ли ездил в Ленинград позировать, да и с чего бы это ему было делать? Сомнительно также, чтобы Манизер кого-то ваял по фотографии. Он, правда, в 1943 году работал по фото над образом Зои Космодемьянской, но то была другая ситуация. Да и, честно говоря, особого сходства с Аркадием Гидратом не просматривается. Может, его вдова просто это себе вообразила, да и больше некуда было ей пойти почтить его память? Но пусть уж память Аркадию Гидрату и его товарищам, погибшим на Синявинских высотах, останется в виде «Студента с книгой». Лучше так, чем никак. «Кому память, кому слава, кому темная вода – ни приметы, ни следа» (Александр Твардовский). Лечиться Мандельштамом Емельян Марков Поэзия в кукольных головах, Александр Македонский и женская философия Царь-Девица в античной очереди Андрей Мартынов Культурные коды Серебряного века Второе дно Гоголя Степан Варламов Писатель любил Европу старых инкунабул, а не Европу, погрязшую в революциях Купцы в фартуках и отчисленный Белинский Андрей Мирошкин Где жили опричники и с кем враждовали охотнорядцы