Лица немецкой литературы

Одним из самых концептуальных явлений немецкой литературы последних лет стал роман «Пощечина» Аббаса Хидера (издан в Carl Hanser Verlag).

Аббас Хидер родился в Ираке, приехал в Германию в начале «нулевых», изучал философию и филологию в Мюнхене и Потсдаме. Он пишет свои произведения на языке Томаса Манна. Речь пойдет о беженцах.

Завязка очень простая: молодой человек из пригорода Багдада, прожив три года в ФРГ в качестве сперва непризнанного, а потом уже и задокументированного азюлянта, принимает решение покинуть страну и переехать в Финляндию. Перед тем, как осуществить это намерение, он возжелал победить эмоциональную пустоту, для чего является в ведомство по иностранцам, входит в кабинет некой фрау Шульц, привязывает ее к стулу, дает чиновнице ту самую титульную пощечину, - исключительно, дабы она не кричала.

Все, что необходимо Кариму – вывести диалог с противоположной стороной на уровень чувственного восприятия – пробить лед, заставить себя понять

Нервных просят не беспокоится. «Мигрант поневоле» не вынашивает планов причинить женщине вред: не будет ее насиловать или резать, не собирается красть деньги со стола. Все, что необходимо Кариму (имя главного героя) – вывести диалог с противоположной стороной на уровень чувственного восприятия – пробить лед, заставить себя понять. Ему кажется, - другого способа мотивировать чиновников на человечность не существует.

Никакой материальной цели главный герой не преследует – через несколько часов ему придется пробираться уже в Финляндию, фрау Шульц не сможет ему в этом помочь или помешать, от нее больше ничего не зависит. Соответственно, весь разговор разумно было бы определить, как «лишний», «ненужный», но речь-то идет об эмоциях. Именно в этой категории Кариму кровь из носу надо сломать статус кво, - доказать упрямой фрау Шульц, что он - думающее и чувствующее существо, не цифра, не акт на столе, не игрушка судьбы, а личность с историей, желаниями, страстями…

Увы, аргументы не сработают - так как адресат находится вне зоны рецепции. Фрау Шульц вынуждена слушать исповедь на незнакомом ей арабском языке. Исповедующийся за три года не осилил немецкий на нужном уровне. Барьер вечен. Преодоление – химера.

автор проводит нас по пост-кафкианской Германии. Со времен «Замка» слегка изменилась форма – (уже не арестовывают без объяснений), но прекрасно сохранилось содержание

Автор проводит нас по пост-кафкианской Германии. Со времен «Замка» слегка изменилась форма – (уже не арестовывают без объяснений), но прекрасно сохранилось содержание. Мы все помним муки господина К., и сколько времени механизм власти разбирался с тем, нужен ли ему этот специалист, или нет. Ничего нового, вот только современные К. обладают куда более сложной системой эмоционального восприятия мира.

Учитесь ждать, господа - это мой первый совет на курсах, самое важное, что я хочу донести до учеников, еще до изучения основ грамматики.

«Окончательная бумага, железная бумага, непробиваемая, броня!» – о которой так мечтал другой герой, уже русской литературы, - предмет сурового и многолетнего вожделения. Никто не знает, где печатаются зеленые конверты, кто этим занимается, чем люди при вынесении решения руководствуются. Годами идут процессы, самих беженцев в залы Министерств не приглашают.

С точки зрения самого иракца он прибыл в театр теней и театр абсурда. Его силы и желания обществу заранее не интересны. Оно загоняет подзащитных в "серую зону". Последняя описана подробно: расцветают сразу несколько черных рынков: рынок незамужних арабских женщин, проживающих уже в ФРГ (гарантия на статус), рынок «культурных НГО», где занимаются чем угодно, только не культурой, рынок контрабандистов и чернорабочих. Прокормиться чем-то легальным - нереально. Чтобы получить от государства грант на изучение языка, приходится работать, а работать без знания языка удается только в черном секторе, что запрещено.

Это ощущение – сюрреальности происходящего, сильно влияет на эмоциональный фон и исчерпывает его. В тексте нет ни одного нациста. Даже, простите, побои получить затруднительно в стране вечного ожидания. Не упоминается ни одно событие из жизни общества – потому что у Карима и его друзей с внутри немецкими реалиями ничего не связано – молодые люди оторваны от цивилизации.

Одна женщина, правда, взялась из сердечности проводить с беженцами время, да и ту отпугнула в конце концов разница культур.

Если слово «Германия» и несколько других выражений, прямо указывающих нам на место действия, вычеркнуть из книги, то географическая составляющая романа останется навсегда загадкой: то ли это Океания Оруэлла (только с отличным пайком), то ли Швеция (холодно), - словом, никакого местного колорита в жизни главного героя нет. Он приехал не к нам, а в какую-то абстрактную страну, идентификация с которой проходит исключительно через восточные присказки вроде «ангела смерти» как он называет портье своего общежития.

Есть в романе и представители русской культуры. Они проходят через все клише, созданные мировой мыслью: холод – алкоголь – драки – коррупция

Вместе с тем, происходит постепенное стирание «арабского». Почти до конца текста не упоминается ислам. Все беженцы – верующие. Но религия для них – это не предмет постоянного размышления, как воздух – им дышат, но мало обращают внимания. В реальности Хидера почти все иракцы пьют алкоголь, заглядываются на чужих женщин, веселятся, истерично и нервно. Мечеть не входит в набор основных интересов. Радикализируются отчаявшиеся, - неспособные выдержать конвейерную рутину государственной машины.

Есть в романе и представители русской культуры. Они проходят через все клише, созданные мировой мыслью: холод – алкоголь – драки – коррупция. Увы, мало хорошего написано про «детей Петра» смело влезших в знаменитое «окно».

Зато – этим ли не гордиться? – любовь тоже приходит с нашей стороны в образе девушки Лада, замужней и иррациональной, быстро принимающей решения и постоянно испытывающей острие эмоциональной бритвы. Конечно же, такой союз не может быть вечным.

Есть ли вина Карима в том, что у него в ФРГ ничего не получилось? Да. Он никогда себе в этом не признается, но через 3 года жизни в стране не выучить язык... Это типично. Большая беда всех мигрантов, не только арабских.

Попытки вести с «местными» диалоги не увенчались успехом по социопатическим причинам: Кариму не нравились постоянно повторяющиеся вопросы по поводу 11 сентября, саддамистского прошлого и пр. Но о чем еще он собирался говорить с коренными жителями города: совершенно непонятно – позитивной программы ведения беседы он не придумал. Здесь надо бы через себя перешагнуть, дать собеседникам шанс провести этот смол-ток, и потом попробовать уже выйти на второй круг коммуникации.

Он этого не сделал. Граждане Байрейта и других городов так и остались совершенно чужими и пустыми людьми в отражении иракского зеркала. Но как легко перепутать собственное неумение вести диалог с холодностью немцев! И как это приятно! Давняя игра людей – жалость к самим себе вместо действий. Несколько ключевых событий (по Фаулзу) в своей жизни, которые могли бы привести его к более успешной интеграции, Карим отметает потому - они разрушают его культурное поле (например, сотрудничество с BND).

автор дал нам идею не злорадствовать, не жалеть – а понять. Фактически – отвесил пощечину. Чтобы опомнились

Азюлянт пал жертвой этого само-отторжения, практически, сам себе построив тюрьму.

Язык произведения очень прост. Автор отказывается от эстетики высокой прозы, то есть от использования обязательных в нашей литературе маркированных элементов, многим иностранцам не понятные, да и носителей германской речи ставящих в тупик. Предложения в романе коротки, диалоги точны. Пожалуй, чтение не для эстета – все герои говорят совершенно одинаково, и только в действиях рождается катарсис. За счет совершенно нестандартных отступлений автор держит нас в напряжении все 3 часа чтения. Книга вполне экранизируема: здесь есть все – эротические сцены, неожиданные повороты судьбы главных героев, разнообразие случайностей, советы бытового плана, обширные обзоры иракской жизни.

Думаю – это произведение стоит пары часов времени и 15 евро (я читал в электронном формате). Как всегда – не ради беженцев, а ради нас самих. И, конечно же, узнать больше о судьбе фрау Шульц.

Кто-то позлорадствует над главным героем, кто-то пожалеет его. Мне лично кажется – автор дал нам идею не злорадствовать, не жалеть – а понять. Фактически – отвесил пощечину. Чтобы опомнились.

Лучшие цитаты «Пощечины»: (перевод Вадима Фельдмана)

Статьи по теме